Анализ стихотворения Твардовского «Война жесточе нету слова»

В годы войны Твардовским были написаны такие шедевры лирики, как «Две строчки» (1943), «Война — жесточе нету слова…» (1944), «В поле, ручьями изрытом…» (1945), «Перед войной, как будто в знак беды…» (1945) и др., которые впервые были опубликованы в январском номере журнала «Знамя» за 1946 год. Как точно заметил в связи с этой публикацией критик А. Макаров: «Облик войны предстает в них более сложным и суровым, мы бы сказали, более реалистическим, а сам поэт раскрывает перед читателем новые стороны своей гуманной души». В этих

стихах глубоко проникновенно и с большой впечатляющей силой обнажается трагическое лицо войны. Такова небольшая на первый взгляд стихотворная зарисовка «Две строчки», пронизанная горькими воспоминаниями о предшествовавшей Великой Отечественной войне непродолжительной, но обернувшейся немалыми бессмысленными жертвами финской зимней кампании 1940 года: Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду. Лежало как-то неумело По-детски маленькое тело. Шинель ко льду мороз прижал, Далеко шапка отлетела.

Казалось, мальчик не лежал, А все еще бегом бежал,

Да лед за полу придержал… И здесь это воспоминание, описание, почти дневниковая запись обрывается многоточием. А после невольной паузы переходит в глубоко лирическое размышление, острое переживание, вызванное двумя полустертыми строчками в записной книжке сорокового года: Среди большой войны жестокой, С чего — ума не приложу, — Мне жалко той судьбы далекой, Как будто мертвый, одинокий, Как будто это я лежу, Примерзший, маленький, убитый На той войне незнаменитой, Забытый, маленький, лежу. Эти вроде бы простые и непритязательные стихи отмечены глубиной исповедаль — ности, личного авторского чувства и самораскрытия. И вместе с тем они исполнены пронзительной боли за каждую так слепо и беспощадно оборванную человеческую жизнь. Жестокая память о войне и предвоенных испытаниях несет в лирике Твардовского мощный заряд трагического гуманизма. Это качество отчетливо проявилось в одном из лучших стихотворений цикла «Стихи из записной книжки» (1941-1945): Перед войной, как будто в знак беды, Чтоб легче не была, явившись в новости, Морозами неслыханной суровости Пожгло и уничтожило сады. На первый взгляд речь идет прежде всего о природе.

Причем сразу впечатляет сила изобразительности («…Торчащие по-зимнему, по-черному // Деревья, что не ожили весной»), личностный характер переживания («И тяжко было сердцу удрученному…»). Важно, однако, подчеркнуть глубину и силу художественного обобщения, философско — поэтической концепции, когда за непосредственно изображаемым и переживаемым встает нечто большее. На это наталкивают весь ход развития мысли-переживания и конечно же заключительная строфа, а также особо выделенная последняя строка стихотворения: Прошли года. Деревья умерщвленные С нежданной силой ожили опять, Живые ветки вы дали, зеленые… Прошла война. А ты все плачешь, мать. На протяжении всего стихотворения развертываются непростые ассоциативные связи социально-исторических и природных явлений. За погибшими деревьями видятся иные жертвы — военные, и не только… Они, деревья, не просто вымерзли: их «пожгло и уничтожило» (второе слово появилось только в издании 1954 года), их — а ведь они «избранные, лучшие» — постиг «гибельный удар», деревья были «умерщвлены», и это было «перед войной», о чем говорится в начале стихотворения, и это — «знак беды».

Трагические ассоциации и контраст сфокусированы в последней строфе, где противопоставлен вечное обновление природы и невосстановимость людских потерь — все, чего лишилась родина-мать. Творчество Твардовского первых послевоенных лет пронизано тем особым чувством, состоянием души, которое поэт в одном из стихотворений назвал «жестокой памятью». Подвиг народа, простого солдата раскрывается с особым драматизмом и силой личностного сопереживания, ощущения себя на месте каждого из павших. «Стихи эти, — отмечал сам автор, — продиктованы мыслью и чувством, которые на протяжении всей войны и в послевоенные годы более всего заполняли душу. Навечное обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможность забвенья, неизбывное чувство как бы себя в них, а их в себе, — так приблизительно можно определить эту мысль и чувство». Эти слова сказаны Твардовским по поводу стихотворения «Я убит подо Ржевом» (1945-1946), написанного от первого лица: Я убит подо Ржевом, В безыменном болоте, В пятой роте, на левом, При жестоком налете. Я не слышал разрыва, Я не видел той вспышки, — Точно в пропасть с обрыва — И ни дна ни покрышки. Условная форма — монолог павшего воина — избрана поэтом не случайно: «Форма первого лица в «Я убит подо Ржевом» показалась мне наиболее соответственной идее единства живых и павших «ради жизни на земле»». Горький и жестокий мотив воспоминания о полегших на поле брани разрешается обновленным чувством безграничной любви к жизни, за которую погиб солдат: Завещаю в той жизни Вам счастливыми быть… Эти мотивы развиваются далее в стихотворениях «В тот день, когда окончилась война» (1948), «Сыну погибшего воина» (1949-1951), в трагическом и жизнеутверждающем цикле «Их памяти» (1949-1951).



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Вы сейчас читаете сочинение Анализ стихотворения Твардовского «Война жесточе нету слова»