Сочинение по басне Крылова «Обоз»
«Обоз», как известно, — выступление в защиту стратегии и тактики Кутузова в ведении войны. Тактики, кроме всего прочего, гуманной. Фельдмаршал берег солдат, русских людей.
Он не пускал их тысячами в распыл и в расход. Не пользовался старым, «досюльным» приемом стратегии — чем больше жертв, тем больше славы. Великая победа при наименьших потерях.
Победа (имея в виду масштабы войны), одержанная «малой кровью», — такова победа Кутузова.
Это потом стало официальной доктриной нашей армии, но уже в советское время.
Но
С горшками шел Обоз,
И надобно с крутой горы спускаться.
Только и всего. И далее — без единого отклонения от извозчичьей практики. И с таким подкупающим знанием обозного дела, что диву даешься. Тургенев однажды спросил Толстого: «Лев Николаевич, а вы были когда-нибудь лошадью?». Видимо, был.
Но это надо еще проверить.
Читая финал рассказа мы уже забыли (да и не помнили), что это — басня, аллегория, и не прямой рассказ, а некое применение.
Совсем забыли. Мы восхищаемся старым «добрым» конем, который первый воз «на крестце почти его понес, катиться возу не давая»; нас невольно беспокоит прыть молодой лошадки, которая, вероятно, разбилась. Но более всего нас восхищает бесподобное описание скачки под гору, заставившей забыть Мы забыли, что читали басню. Лишь в самом конце ее Крылов решил намекнуть на это.
Намекнуть на то, что необходимо подумать над разбитыми горшками. Он включил аналитику нашего сознания, указал на нашу причастность к произошедшему. Он приглашает нас подумать вместе с ним. И подумать про себя. Лошадь-то лошадью.
А вот как у людей-то? И он говорит:
Как в людях многие имеют слабость ту же:
Все кажется в другом ошибкой нам;
А примешься за дело сам,
Так напроказишь вдвое хуже.
Очень расширительное толкование, настолько широкое, что в нем стирается конкретная определенность рассказа.
А слово «напроказишь» уводит куда-то в сторону от большой темы. Но Крылова надо брать таким, каков он есть. Надо привыкнуть к нему, всмотреться и вдуматься в его словарь, а не торопиться «поправлять» поэта.
И в этой связи не следует ли вновь сказать о замечательном суждении декабриста Александра Бестужева об «осязательности нравоучения» басен Крылова. Вероятно, нравоучение тем осязательнее и нравоучительнее, чем меньше мы о нем думаем, читая басню. Тогда-то басня и воздействует на читателя как подлинность рассказа первого плана. Как целое. И тогда-то аналитическая работа сознания, расширяя радиус действия рассказа и перенося и сопоставляя данное с подобным и аналогичным, через уверование в подлинность первого плана рассказа, и приходит к осязательности.
То есть к той же подлинности нравоучения. В басне «Обоз» в конкретности ее исторического содержания, в конкретности восприятия современниками Крылов выступает как военный стратег в защиту плана Кутузова, направляя свои стрелы против бойкой и норовистой лошаденки, о которой спустя несколько лет Пушкин скажет:
Под Австерлицем он бежал,
В двенадцатом году дрожал!
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)