Проблемы реализма в критических статьях И. Тургенева

Критические суждения выдающихся писателей всегда крайне важны и интересны. Они являются неотъемлемой составной частью истории критики и представляют огромную ценность даже на ее самых зрелых стадиях развития. В большинстве случаев суждения писателей выступают в качестве важных дополнений, коррективов к уже сложившимся программам направлений, без которых они были бы неполными. Особенно эти суждения ценны для характеристики внутренней творческой лаборатории писателей. Без этих «признаний» самая совершенная критическая программа

выглядела бы слишком схематической.

Мы не предполагаем делать каких-либо обобщений из этих суждений. Они сами говорят за себя. Нам важно осознать, в чем они дополняют и совершенствуют «реальную критику» 60-х и народническую критику 70-90-х годов, в каких моментах писательские суждения были шире и мудрее «официальной» критики реалистического направления. Взаимоотношения писателей с критико-эстетическими программами направлений не следует рисовать как идиллические. Тут бывают свои внутренние противоречия, как, например, в отношении Тургенева, Достоевского, Л. Толстого к критике и эстетике Чернышевского. Но

в конечном счете все писатели-реалисты так или иначе делали общее дело. Эти линии их принципиальных схождений важно выяснить.

Кроме того, суждения писателей-реалистов служили надежным оплотом против декаданса даже тогда, когда «официальная» передовая критика явно пасовала и делала уступки идеализму, субъективизму, как это было с народнической критикой.

Следует учитывать и различную степень профессиональных связей писателей с критикой, случайность и неслучайность поводов для их выступлений и самый характер выступлений (речь, статья, трактат, дневник). Тургенев-критик идет рука об руку с Тургеневым-писателем на всем протяжении творчества. Круг его интересов беспредельно широк. Несколько флегматичный Гончаров сделался критиком в конце жизни, кажется, поневоле, главным образом, чтобы «объяснить» некоторые неудачи романа «Обрыв».

Достоевский издавал журналы «Время» и «Эпоха», но общий смысл его критических суждений как писателя-реалиста далеко выходил за рамки «почвенничества». Л. Толстой изредка выступал на критическом поприще. Но зато какой резонанс вызвали его трактаты об искусстве и Шекспире! Г. Успенский и В. Короленко обладали сильным демократическим темпераментом и охотно делились с читателями своими впечатлениями о многом как критики.

Тургенев ведет борьбу за реализм в рамках общепринятых после Белинского и Добролюбова понятий и приемов. Такова речь Тургенева о Пушкине, сказанная в 1880 году при открытии памятника поэту в Москве. Речь повторяла все уже блестяще сказанное о Пушкине Белинским. Достоинство Тургенева было в том, что он сказал о Пушкине как о первом русском великом «художнике», освободившем русскую литературу от «подражательности», как о создателе русского «литературного языка», после почти полного его отрицания народниками. Но Тургенев еще колебался, можно ли назвать Пушкина национальным поэтом, как называют, например, англичане Шекспира, а немцы Гете. К числу блестящих, глубоко оригинальных выступлений Тургенева относится его рецензия о русском переводе «Фауста» (1844) и статья «Гамлет и Дон-Кихот» (1860). Через осмысление образов мировой литературы Тургенев подходил к определению типологии героев русской литературы. Все, что говорил Тургенев о Фаусте как эгоисте, а о Мефистофеле как воплощении скептицизма нового времени,- все это было повторено им в более сложной форме применительно к Гамлету в упомянутой статье. Гамлет и оказался наследником фаустовского эгоизма, рефлексии. Под гамлетами Тургенев подразумевал современных «лишних людей». Под донкихотами — вечных энтузиастов, подвижников добра, изобретателей, немного чудаковатых и мечтательных, но подлинных двигателей человечества. Донкихоты находят нечто великое для всех, а гамлеты эгоистически стараются приспособить их к себе и топят в рефлексии реальные плоды открытий. В сопоставительном анализе двух типов героев, словно в алгебраической формуле, Тургенев искал важные для него творческие импульсы, после того как сам создал «гамлета» Рудина и не совсем удачливого «донкихота» Лаврецкого. Ему нужен был донкихот всерьез, после того как гамлет превратился в «Гамлета Щигровского уезда». Донкихот был лишь постулирован в образе Инсарова в романе «Накануне». Несмотря на то что донкихоты были поставлены Тургеневым выше гамлетов, русские демократы не совсем соглашались признать себя за донкихотов: донкихоты, по Тургеневу, люди односторонние, иногда безумцы, сражающиеся с ветряными мельницами, тогда как у гамлетов есть привлекательная тонкость и глубина анализа…

Тургенев написал блестящий очерк воспоминаний о Белинском (1869). Это было большим, оригинальным дополнением к труду Чернышевского «Очерки гоголевского периода», который Тургенев, не в пример диссертации того же Чернышевского, высоко ценил. Тургенев характеризует Белинского как «центральную натуру» своей эпохи, проницательного открывателя и воспитателя талантов, убеждения которого «были очень сильны и определительно резки». Но Тургенев навязывал Белинскому свои либеральные симпатии, старался оторвать его от «наследников»- Чернышевского и Добролюбова, уверял, что Белинский не любил выходить из узкого круга эстетических проблем в область публицистики и политики. Это, конечно, неверно. Здесь Тургенев явно сводил счеты с редакцией «Современника» 60-х годов.

В противовес реакционным критикам Тургенев сказал свое веское слово об «Истории одного города» Щедрина. В сущности, он оспорил придирки А. С. Суворина к гротескным приемам автора знаменитой сатиры. В 1871 году Тургенев написал предисловие к английскому переводу «Истории одного города», в котором назвал манеру Щедрина родственной по духу сатире Ювенала, реализму Свифта. Он указал на особые трудности перевода Щедрина, у которого «местный колорит слишком ярок» и заслуживает специального изучения.

Известно, что у Тургенева были крупные расхождения во взглядах с Л. Толстым. Он многим восхищался в творчестве Толстого, но не одобрял чрезмерный его самоанализ, психологизм, эту «капризно-однообразную возню в одних и тех же ощущениях». Особенно все эти черты бросались в глаза в «Войне и мире». Но в 70-80-х годах Тургенев много доброго сказал о Толстом в связи с двумя французскими переводами «Войны и мира». Он отмечал в парижской печати мощь психологического анализа Толстого и «способность создавать типы», огромное познавательное значение его эпопеи.

Еще в отзыве на повесть Евгении Тур «Племянница» (1852) Тургенев высказал предположение, что старый авантюрный роман отжил свое, что теперь нужно идти даже не за В. Скоттом, а за «бытовиками»-Ж. Санд и Диккенсом. Теперь, в 1880-х годах эпопея «Война и мир» не только подтверждала победу новых форм романа, но и представляла собой сложнейший жанр романа, в котором сплелись достижения прежних форм исторического, социально-бытового и психологического романов. Тургенев начинал все больше ценить масштаб дарования Толстого. Он боялся, что проповедь «непротивления» может погубить Толстого-реалиста. В страстном предсмертном письме к Толстому Тургенев призывал «великого писателя русской земли» вернуться к художественному творчеству.

Тургенев здесь выступил ревнителем не только таланта Толстого, но и реалистического направления в целом, которое переживало кризис в связи с общественным спадом 80-х годов.



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Вы сейчас читаете сочинение Проблемы реализма в критических статьях И. Тургенева