Почему «Евгений Онегин» назван Пушкиным свободным романом
Роман Пушкина «Евгений Онегин», едва появившись, получил заслуженное одобрение и даже восхищение публики и критики. Но необходимо заметить, что для русской литературы того времени это был настоящий прорыв — ничего подобного еще не создавали русские писатели. Да и до сих пор ни один писатель не дерзнул повторить опыт великого мастера слова и написать реалистический роман в стихах. Именно реалистический, потому что, будь это произведение написано в романтическом ключе, следуя традициям Жуковского, его можно было бы назвать разве что
«Евгения Онегина» можно назвать пафосом отрезвления. Он подан открыто и без каких бы то ни было прикрас — стилевых и прочих. Любая высокопарность была бы здесь неуместна, звучала бы пародией. И Пушкин, действительно, в конце седьмой главы пародирует ложноклассический эпос.
Так же непринужденно еще в начале он пародирует опошленную бездарными писаками романтическую элегию. Современники не могли читать без улыбки предсмертные стихи Ленского — настолько все эти «весны моей златые дни» напоминали им продукцию текущей журнальной периодики.
Пушкин ведет непрестанную
Это борьба за язык русского общества, за освобождение языка от наносных влияний и веяний, от запоздалых славянизмов, от новейшей иностранщины, от школьной и семинарской скованности. Всему этому животрепещущему материалу дан полный простор в строфах романа. И это одно из тех оснований, по которым можно назвать «Евгения Онегина» «свободным романом».
В конечном счете, борьба еще шире. Это вполне назревшая для Пушкина борьба за народность, за общую демократизацию русской культуры. Ведь к концу работы над романом уже написаны «Борис Годунов» и сказки. Поэт в разгаре творческого освоения народности, в расцвете сил. В романе он распорядился этим достоянием неслыханно смело. Он передоверил стихию народности своей героине.
Если бы не Татьяна, читатель так и не услышал бы толковой, истовой и неторопливой речи ее няни, не услышал бы и другой крепостной крестьянки, онегинской ключницы Аксиньи. Не услышал бы и той «Песни девушек», которая всем своим лукавым, веселым, озорным содержанием дерзко контрастирует со смущением и смятением самой Татьяны. Вот и еще одно основание назвать «роман свободным».
К тому же Пушкин очень свободно повел себя и в отношении формы своего произведения. В то время в русской литературе не было примеров реалистического романа, и писателю пришлось самому изобретать стилистические приемы и сюжетные повороты. В этом отношении Пушкин был тоже очень свободен в своих творческих порывах.
Волшебное, колдовское искусство Пушкина празднует одну из самых поразительных своих побед. Двусложный, двухтактный ямб звучит в темпе вальса, когда идет описание сна Татьяны:
Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой…
Иногда строки наполняются звуками: треск, гром, дребезг… Но они к тому же и живописны. Читатель воочию видит «припрыжки, каблуки, усы»:
Мазурка раздалась. Бывало
Когда гремел мазурки гром,
В огромной зале все дрожало,
Паркет дрожал под каблуком,
Тряслися, дребезжали рамы…
Какой свободой дышат строки романа Пушкина, какое мастерское обращение с родным русским языком! Да, это свободный роман!
А образ автора! Разве какой-нибудь писатель до Пушкина, да и после него, мог позволить себе так свободно выносить свой образ в произведение, так откровенно говорить о своих потаенных мыслях, продиктованных не художественной необходимостью, а личным стремлением и желанием. Разве мог другой писатель, напрямую обращаясь к читателю, иронизировать над ним:
Читатель ждет уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!
Да, «Евгений Онегин» действительно «свободный роман», в котором все принятые и устоявшиеся традиции низвергаются: от выбора имени героям до стилистических приемов в выборе формы романа.