Интерпретация Андрея Зорина
«Игровой» подход к поэме, впрочем, скорее исключение — «веселая» наука еще недостаточно авторитетна в России. Андрей Зорин рассматривает поэму Вен. Ерофеева в контексте общественных умонастроений, вызванных крахом шестидесятнических иллюзий.
В поэме «Москва — Петушки» нашла своеобразное преломление традиция карнавальной культуры, столь популярная в эти годы у интеллигенции благодаря книге Михаила Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса», интерпретировавшейся, в оппозиционном
Ерофеев противопоставляет чудовищно-гротескную картину спившейся страны.
Противостояние
Он торит дорогу между двумя очагами сопротивления сквозь мертвые пласты изгаженной и оболганной лексики, разбивая их ударами иронии, возрождает традицию сказового слова, использует ее по-новому. «Москва — Петушки» — не только литературный памятник недавно почившей эпохи, но и свидетельство непрерывности литературного процесса, связывающего прошлое и будущее.
Андрей Зорин первым печатно назвал Вен. Ерофеева классиком русской литературы, показал важную «поколениеобразующую» роль его поэмы «Москва — Петушки» 168.
Будучи произведением, основанным на претворении бытового, домашнего, интимного в художественное, поэма Вен. Ерофеева указывала на глубинное перемещение центра тяжести душевной жизни поколения с общественного на частное. Пафос неучастия, определяющий жизнь героя поэмы, повлиял не на одно и не на два поколения 70-80-х гг. Укорененность «Москвы — Петушков» в мировой культуре увеличивала уровень интеллектуальных притязаний почитателей. Восходящая к Зощенко и Платонову традиция работы с официозной формульной системой делала призванные служить лжи слова пригодными для употребления.
Позиция автора реализуется в технике работы со словом. «Москва — Петушки» — одна из самых последовательных антиидеологических книг во всей нашей словесности…