Гибридно цитатные персонажи Дмитрия Пригова пьеса «Черный пес»
Среди создателей наиболее интересных постмодернистских пьес почти нет «чистых» драматургов. Как правило, эти пьесы написаны людьми разносторонне одаренными (печатающими также прозу или стихи, или и то и другое). Профессиональная разносторонность — весьма характерная примета представителей постмодернистского искусства, повышающего уровень требований к художнику слова. Всей русской литературе постмодернизм подает пример размыкания границ движения к универсализму (хотя бы внутри самой литературы), но и сам нуждается в дальнейшем
Из поэзии и прозы в драматургию пришли гибридно-цитатные персонажи. Под гибридизацией мы понимаем совмещение ролей двух и более действующих лиц текста первоисточника (текстов первоисточников) в пределах акционно-нарративной деятельности единого персонажа-гибрида. На коммуникационном уровне гибридизацию можно описать как наделение персонажа особого рода дискурсом, созданным путем комбинирования фрагментов деконструированных дискурсов двух и более персонажей. Необходимым условием конструирования персонажа-гибрида является использование для его создания материала,
«Например, деконструируя «Гамлет» Шекспира, английский драматург Том Стоппард создает своего рода «дайджест», «выжимку» шекспировской трагедии — «»Гамлет» на четверть часа»» 406. Эта последняя пьеса по объему в несколько раз меньше «Гамлета, принца датского». Чтобы компенсиро»вать сужение художественного про-
Раздел написан при участии В. В. Халипова. Значительно сложнее обстоит дело с еще одним, не вполне обычным персонажем, присутствующим в произведении, — Шекспиром. Его речь почти полностью состоит из деконструируемых фрагментов монологов главного героя «Гамлета, принца датского». Перед нами еще один гибридизированный персонаж — «Шекспир/ Гамлет». Совмещение в одном образе таких разнопорядковых понятий, как «автор» и «персонаж», становится возможным в эпоху постмодернизма потому, что ныне и «Шекспир», и «Гамлет» функционируют в Сверх-тексте/Интертексте в качестве культурных знаков, и в этом качестве они, безусловно, сопоставимы и однопорядковы. Однако, с другой стороны, поскольку дискурс Гамлета — это один из дискурсов, созданных Шекспиром, можно интерпретировать пролог произведения как буквальную реализацию метафоры «писатель говорит с нами устами своих персонажей».
В дальнейшем прием гибридизации разнообразят, используют в различных функциональных целях. Обращается к нему и Дмитрий Пригов» в пьесе «Черный пес» (изд. 1990), в которой моделирует стереотипы поведения массового человека, определяемые импульсами коллективного бессознательного.
В названии пьесы Пригова закодировано название песни «Черный пес» Д. Пейджа, Р. Планта, Д. Джонса из репертуара группы «Лед Зеппелин», а также название альбома Ю. Шевчука «Черный пес Петербург», отсылка к которым служит прежде всего «осовремениванию» текста. Здание собственного произведения писатель создает, исполь-
В данном случае писатель не пользуется имиджем «Дмитрия Александровича Пригова», создает «авторское» произведение, что подчеркнуто номинацией «Дмитрий Пригов».
Важную роль играет у Пригова травестирование заимствованных образцов и сюжетных положений, насыщение их современным содержанием. Так, гоголевский ревизор трансформируется в молодого человека, принятого за инспектора ОБХСС и задабриваемого взятками, а Сальери — в интеллектуала, действующего по принципу: «пристрели, чтоб не мучился». В некоторых случаях из-под пера писателя возникают гибридные персонажи, представляющие собой многослойные деконструированные цитации. Например, дьявол предстает в пьесе в виде черного пса, принимающего человеческий облик. Это, конечно же, цитация «Фауста» Гете, где появляется изображение черного пуделя, в образе которо-Yo проникает в комнату Фауста Мефистофель. Вместе с тем превратившийся в человека пес несет в себе черты булгаковского Воланда, осуществляющего эксперименты над москвичами и предающегося ироническому философствованию, а в дальнейшем — булгаковского же Шарикова, что наглядно демонстрирует его хамски разнузданное поведение в конце пьесы. На функцию данного образа как вестника смерти указывает использование самой номинации «черный пес», отсылающей к роману Стивенсона «Остров сокровищ», в котором такой же функцией наделен пират Черный Пес. Упоминание о Мюнхене, где (вместо гетевского Лейпцига) оказывается вышедший из-под власти хозяина пес, является развертыванием метафоры «псы войны», восходящей к представлениям античной мифологии о том, что, начиная войну, Арес спускал своих свирепых псов. При всем том. дьявол Пригова использует и языковую маску персонажа «Случаев» Хармса, с достойно-поучительным видом как нечто само собой разумеющееся несущего чепуху, совершающего абсурдные поступки, творящего зло.
Цитатно и имя-отчество персонажа — Иван Иванович, отсылающее к заглавию прославленной гоголевской повести и не только сохраняющее всю полноту закрепившихся за ним значений, но и остраняемое посредством использования принципа брикола-жа — сочетания с подчеркнуто нерусской фамилией Вайскэт. (Возможно, уместность остранения, дающего комедийный эффект, подсказана рассказом Хармса «Исторический эпизод», где автор разбивает устойчивое словосочетание «Иван Сусанин», дополняя его прозаическим отчеством — Иванович.) Сугубо иностранная, англоязычная фамилия, соединяемая с сугубо русскими именем и отчеством, указывает на интернациональный характер интересующего автора явления — зла, выделенного как бы в его чистом виде. Техникой бриколажа пользуется Пригов и при создании других номинаций: Иван Иванович Хостас, Иван Иванович Вассерво-тер, Иван Иванович Блэкгрэй, Иван Иванович Агльами — и даже изобретает женский аналог мужского имени: Иванна Ивановна Химмельмао. Во всех этих номинациях, как и в самих персонажах, присутствует частица «дьявольского», и именно это обстоятельство делает персонажей своеобразными двойниками (так что читателю/зрителю в первый момент непросто разобраться, о каком Иване Ивановиче идет речь).
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)