Духи как ироническая метафора искусства конца XX столетия (по роману Патрика Зюскинда «Парфюмер»)

Искусство всегда ищет. Темы, образы, аллегории, символы, в общем форму представления того, чем занимается художник. Общие тенденции обычно развиваются параллельно в нескольких видах искусств, зависит и от общего состояния культуры, и от проблем, волнующих художников в широком смысле этого слова. Первое предопределяет форму. Второе — темы. Развитие науки в XIX веке и вера в то, что всем можно найти рациональное объяснение повлек расцвет реализма в крайней форме — натурализма. Но мир усложнялся: разрушались культурные границы между странами,

ломались привычные устройства,

И искусство, пытаясь художественно понять эти изменения и одновременно вдохновляясь невиданным масштабом процессов, начало искать объяснения тем в иррациональном, а формы воплощения идей тоже создавались новые. Так возник модернизм. Но и в глобализации была своя граница — пришло время, когда человечество ужас от неограниченности собственных возможностей в области разрушения как физического, так и духовного. Разрушались границы между высоким и низменным, элитарным и массовым, игрой и реальностью — между всем. Хаос пришел в мысли художников. То, что вчера казалось благом,

на глазах стало превращаться в кошмар. И художники, как люди душевно более чувствительные и уязвимые, стали искать пути бегства от глобального в частные «локальные миры» постмодернизма, где вместо героической экспансии к большим идеалов, человек получил возможность пожить частной жизнью.

Свобода модернизма — свобода от существующих обстоятельств и внешних ограничений. Свобода постмодернизма — попытка освободиться от диктата глобальных идеалов.

Даже таких, как принцип «чистого искусства», или «искусства ради искусства». Разве имеет принципиальное значение, как конкретно называется агрессивное глобальное «нечто»?

Даже если отвлечься от течений (хотя архитектурных, хотя литературных), различные виды искусства имеют различные степени абстрактности. Самые абстрактные из привычных, традиционных и признанных видов искусства считается музыка. Но Патрик Зюскинд в своем романе вывел на сцену вид искусства абстрактнее за музыку: искусство создания запахов. Символическое искусство, избранное писателем именно для того, чтобы подчеркнуть главный принцип «чистого искусства», которое при этом как бы тяготеет к реализму. Но — как? Герой его произведения, чтобы воспроизвести лучшие ароматы самых привлекательных людей, убивает владельцев этих запахов. Он — гений, но его гениальность ужасная, как последствия деятельности любого фанатика, снискавший безграничную власть над другими. Да и само это искусство даже «в норме» уже предусматривает превращение живого — цветов — на мертвые искусственные выжимки благовоний. Особенно подробно описывает писатель этот неприглядный технологический процесс, откровенно называя то, что делают с цветами, «убийством».

Жан — Батист Гренуй, главный герой романа — воплощение сразу нескольких принципов, против которых выступает автор и вся течение постмодернизма.

Сколько раз были воспеты в литературе люди, жившие «одной, но пламенной страстью», самоотреченная подвижники, которые были готовы и собственную жизнь, и жизнь любого принести в жертву определенной идеи. Идеи прекрасного, например. Идеи, которая может ввести в заблуждение и других: люди, желавшие разодрать на куски убийцу, вдруг буквально влюбляются в Гренуя, встретившись с его шедевром — духами, воссоздававшие запах убитых красавиц.

Так, Гренуй творить чудо. И тем, кто не знает, какой ценой было заплачено за создание его шедевра и настоящую цель этого человека — власть над другими, его «произведение искусства» может показаться прекрасным. Но стоит ли искусство такой цены? Но часто ли задумываемся мы, к которым личных целей стремятся некоторые бесспорные Гении?

Искусство мысли — тоже искусство. Чтобы сделать атомную бомбу, повернуть течение год, создать политическую идеологию и воплотить ее в жизнь вместе с концлагерями, тоже надо быть гением. Но любая идея — художественная, научная, политическая, которая несет в себе необходимость насилия, слишком похожа на духи Гренуя.

Его шедевром можно восхищаться, как любыми шедеврами такого типа. Можно обожать его вместе с автором-убийцей. Похожими шедеврами изобилует XX века. Таланты находят поклонников. Но разве легче от того жертвам отстраненной идеи? Да и сам странный художник, оказывается, не получил ожидаемого удовольствия от того, что создал: «То, чего он всегда страстно желал, а именно, чтобы его любили другие люди, в момент успеха стало ему невыносимым, ибо сам он не любил их, он их ненавидел. И наконец не съедают в прямом (а в действительности — символическом) смысле, именно потому, что он своим Гением вызвал

Такую любовь. Вся его высокое искусство была сплошным обманом, иллюзией, как сам его образ в глазах обманутых людей — этот гений самом деле не имел ни собственного запаха, ни чего-то человеческого в своей природе. Не случайно П. Зюскинд неоднократно сравнивал его с клещом, то есть с паразитом. Ни себе, ни другим ничего реально хорошего не может принести подобное искусство — такая мысль возникает, если внимательно читать роман.

Конечно, роман «Запахи» имеет и другие темы, потому что зачем писать книгу о том, что можно передать несколькими словами? Но эта тема: символическое развенчание художественных принципов экспансивного модернизма — является ведущей.