Анализ стихотворения Есенина «Иорданская голубица»
Первые отклики на «Иорданскую голубицу» появились вскоре после ее обнародования в «Известиях ВЦИК». Н. Юрский отозвался о содержании и композиции поэмы следующим образом: «Прочтете вы это произведение, разделенное на VI частей, и не поймете — что, собственно, хотел сказать автор.
Прочтете второй раз и заглавие, и содержание — и… опять ничего не поймете.
Автор назвал свое произведение «Иорданскою голубицею» неведомо почему: содержание произведения не проливает на этот вопрос никакого ответа. Может, автор иносказательно старался
В этом произведении имеется все: и гуси, и лебедь, впереди их летящий и имеющий «в глазах, как роща (!!) грусть», и «месяц — язык» (черным по белому значится!), и «нивы», и «апостол Андрей», и «Мати Пречистая Дева, стегающая розгой осла», и много кой-чего другого, всего и не перечислишь.
И вот эту массу предметов и образов предстояло связать в нечто целое. Сергей Есенин попытался это сделать, и в результате — «в огороде бузина, а в Киеве дядька»».
П. И. Лебедев-Полянский писал: «Есенин
Вы, читатель, не верите? Хорошо,- так прочтите, но, пожалуйста, спокойно, вот эти строчки <первые две строфы четвертой главки поэмы>.
— Но это же недопустимо!
Мы вполне согласны с вами, читатель, но будем сохранять спокойствие»
Другой пролеткультовец (П. К. Бессалько) высказался в том же духе: «Неприятно поражает стихотворение Есенина «Иорданская голубица», где поэт, называя себя большевиком, говорит нам о борцах, убитых на своем посту <приведена вторая строфа четвертой главки произведения>.
Черт возьми, да ведь такое стихотворение понижает нашу волю к победе! Зачем нам бороться за социализм, когда там на небе лучше, чем на земле у нас?».
Предметом подавляющего большинства последующих прижизненных критических оценок, разнообразных по содержанию и тону, стала начальная строфа второй главки. Так, С. В. Евгенов иронизировал: «»Отрок с полей коловратых» Есенин громко «возопил»: «Мать моя родина, я — большевик» — и перепорхнул в литературное приложение «Известий ЦИКа», а оттуда и в пролетарские издания» Напротив, П. В. Пятницкий, процитировав указанную строфу, писал: «Из этого можно заключить, что поэт считает себя певцом революционной современности», а П. С. Когану она же дала повод для обобщений: «Революция для крестьянства скорее возврат к естественным формам жизни, чем потрясение основ.
Революция близка Есенину по необъятности трудовых задач, поставленных ею, потому что ей не войти теперь в берега, пока она не довершит до конца начатого и не перестроит весь мир, ибо на меньшем она не помирится. И сочувствие Есенина прежде всего к беспредельности ее цели. Здесь жертва — не отречение, не аскетизм, а радостное чувство, естественная игра сил»
В нескольких более поздних отзывах декларация поэта была поставлена под сомнение. Г. Ф. Устинов писал: «У Есенина большевизм ненастоящий. «Мать моя родина, я — большевик» — это звучит для подлинного большевика фальшиво, а в устах Есенина как извинение,- извинение все перед той же дедовской Россией».
Откликом чисто филологического характера на «Иорданскую голубицу» (вкупе с некоторыми другими произведениями) явилось наблюдение В. Л. Львова-Рогачевского о роли синего (голубого) цвета в творчестве Есенина — оно предвосхитило идеи исследований, предпринятых в 60-е — 80-е годы: «Весенний Есенин всюду видит синий свет. Когда младенец Иисус уронил золотой колоб, который спекла ему «Мать Пречистая», и колоб покатился месяцем по синему небу, «замутили слезы душу голубую Божью»… У Есенина тоже голубая душа, да и сам он весь голубой, пришедший приголубить все живое, он в колокол синий месяцем бьет и славит голубую звездами вбитую высь»
Иорданская голубица.- Один из источников этого образа — в Новом Завете: когда Иисус был крещен Иоанном в реке Иордан и вышел из воды, то «увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и испускался на Него». Ср. также определенную параллель первой строфы третьей главки поэмы со строчками «Снова голубь Иорданский Над землею воспарил» из «Поддонного псалма» Н. А. Клюева — сочинения, к которому не раз обращался Есенин на рубеже 1917-1918 годов. Впрочем, употребленное здесь Есениным слово «голубица» несет дополнительную смысловую нагрузку — ведь в одном из народных поверий «называют голубицею» человеческую душу.
В свете этого заглавие «Иорданская голубица» вполне соответствует содержанию произведения: в целом оно безусловно навеяно мифопоэтическими представлениями о посмертной судьбе тех человеческих душ, которые переселяются в рай или, говоря словами поэмы, в «благие селенья»