Живое и мертвое в поэме Мертвые души

Самоназвания гоголевского произведения содержало в себе кричащие противоречие, которое не могло не броситься в глаза современников и на которое первым обратил внимание один из цензоров, не за что не хотевший пропускать поэму в печать на том основании, что автор якобы покушается на бессмертие души. Бдительного цензора пытались успокоить, сказав, что речь идет о ревизских душах, но это разозлило его еще сильнее, так как в этом он усмотрел покушение на крепостное право.

Словом, как не посмотри, название поэмы Гоголя было крамольным с точки

зрения цензуры. Скорее всего, даже неверное, на религиозные догматы Гоголь, будучи человеком верующим, не посягал, а вот социальный смысл в названии его произведения, несомненно, был заложен. Другое дело, что одним социальным смыслом содержание поэмы не исчерпывалось, и он даже не был для Гоголя главным. Юрий Манн, характеризуя Гоголевское творчество, писал, что «это ряд острейших противоречий, совмещение традиционно несовместимого и взаимоисключающего». К поэме «Мертвые души» это определенно относится, пожалуй, в наибольшей степени, так как здесь, как ни в одном другом произведении, широки масштабы обобщения,
грандиозна картина изображаемого. О Гоголе написавшем «Мертвые души», можно сказать, что он не только «парадоксов друг», но и «друг контрастов».

Контраст пронизывает поэму, организует весь ее художественный строй. Как написал сам Гоголь, «истинный эффект заключен в резкой противоположности». Логика здесь соседствует с алогизмом, рациональное — с гротескным, возвышенное и низкое идут рядом, а на смену вдохновенной мечте приходит отрезвляющая явь; за мнимой сложностью чувств кроется душевная пустота, за внешней приятностью — лицемерие и пошлость, необходимое следует из случайного, а из сатиры и комизма повествование рождается его трагедийный настрой. Но все эти контрасты, как бы ярки и значимы они ни были, подчинены одному главному противопоставлению: противопоставление мертвого и живого. Оно определяет и жанр книги — поэма, и ее сюжет и композицию; оно воплощает в образах действующих лиц и материальных объектов. Оно, наконец, содержится и в названии произведения, где мертвым названо то, что никогда не бывает таковым, — душа

Существует два объяснение названия поэмы. Первое следует из самой коллизии: «странное свойство» Чичикова заключается в том, что «главным предметом его вкуса и склонностей» были души умерших крепостных крестьян, значившиеся по последней ревизской сказке живыми. Для чего ему понадобились мертвые души, становится ясно только в конце первого тома — и «странное свойство» Чичикова оборачивается не таким уж странным, а название поэмы — выглядит объяснимым. Но, конечно, ни один читатель не довольствуется таким объяснением смысла названия, которое вытекает из его номинального значения, да и Гоголь, вероятно, подразумевал под ним более глубокий, философский смысл. Мертвые души — это окаменелости, в которые превратились русские помещики и чиновники, утратившие свои бессмертные души, это обозначение их внутренней пустоты и духовной ничтожности. Целую галерею характеров и типов, лишенных душ, создал Гоголь в поэме, все они многообразны, но однородны, всех их объединяет только одно — ни у кого из них нет души. Первым в галереи этих характеров идет Манилов. Для создания его образа Гоголь использует художественные различные средства, и в том числе пейзаж, ландшафт поместья Манилова, интерьер его жилища.

Вещи, которые окружают Манилова, характеризуют его не в меньшей степени, портрет и поведение: «у всякого есть свой задор, но у Манилова ничего не было». Главная его черта-неопределенность. Он не вызывает еще отрицательных эмоций или драматических ощущений, благодаря своей безжизненности, отсутствия «задора». Мрачно-гнетущее впечатление от описываемого возрастает постепенно, дойдя до своей высшей точки в образе Плюшкина, если ограничиваться только помещиками и не брать чиновников. Но и они в этой картине светлых тонов не добавляют. В каждом последующим случае автор создает каркас характера персонажа: описывает многочисленные предметы, окружающие его, манеру поведения, речь первоначальный набросок углубляется и дополняется, кажется, вот-вот, и герой оживет, в него войдет душа — но нет ни каких определенных признаков наличия души или ее отсутствия. Каждый последующий герой не мертвее, чем предыдущий, каждый приносит свою долю пошлости в общую картину, и общая мера пошлости, «пошлость всего в месте», по выражению гоголя «становится нестерпимой». С каждым новым персонажем происходит общее нарастание степени вины человека за убитую им самим собою душу.

По этому Плюшкин и Чичиков стоят в этом ряду последними. Их характеры, в отличие от характеров остальных персонажей, даны Гоголем в развитии, у этих двоих есть прошлое. О Собакевиче, например, сказано, что натура не долго мудрила над ним и вырубила его из одного куска дерева разом и, «не обскобливши, пустила в свет, сказавши: «Живет». В случае же Плюшкина и Чичикова тема омертвения переводится во временную плоскость, становится, так сказать, процессом. Их настоящее представляется уже как итог, результат всей жизни, и в этом не только острый обличительный пафос, в этом чувствуется еще и трагедия персонажей, как они престают под пером автора. Как писал Ю. Манн, «там, где человек не менялся (или уже не видно, что он изменился), не о чем скорбеть, но там, где на наших глазах происходит постепенное угасание жизни, комизм уступает место патетике». В техническом отношение для достижения резкого контраста мертвого и живого Гоголь прибегают к множеству разнообразных приемов. Во-первых, мертвенность этого мира определяется им как засилье в нем материального. Вот почему в описаниях так хорошо используются длиннейшие перечисления материальных объектов, которые как будто вытесняют духовное.

Во-вторых, поэма изобилует фрагментами, написанными в гротескном стиле, и одним из излюбленных приемов автора является прием «омертвления живого: персонажи не однократно сравниваются с животными или вещами, человеческое тем самым как бы передвигается в более низкий «животный» ряд, в то время как последнее возвышается до человеческого. Характернейший пример этого — смешное «диалог» Чичикова с индейским петухом, происходящий в то время когда герой гостит у коробочки. Еще один излюбленный гротескный прием — это уподобление героев куклам, автоматом, что не исключает художественной глубины образа, но только делает его безжизненным, как бы лишенным самостоятельной воли. В итоге оказывается, что живые физические люди духовно мертвы, а мертвые, наоборот, живы. Ведь именно как о живых рассуждали помещики, о купленных Чичиковым крестьянах, да и сам он позволил помечтать о том, как обустроит он свое хозяйство с новокупленными крепостными, а уж Чичикову не свойственно мечтать и ошибаться.

Как во время грозы загущаются и наливаются свинцом тучи, растет напряжение в атмосфере, как в «Мертвых душах» постепенно мрачнеют краски, и в финале мотивы мертвенности концентрируются в наибольшей степени. Как во время грозы наступает разрядка, так в поэме частная история Чичикова незаметно переходит в рассуждение о судьбе Руси, «бойкой необгонимой тройки» которая и есть та главная живая сила, которая способна побороться с мертвечиной и одолеть ее. Говоря иными словами — словами Герцена — «противостоять «мертвым душам» должна удалая, полная силы национальность, у которой все пестро. Ярко, одушевленно».



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Вы сейчас читаете сочинение Живое и мертвое в поэме Мертвые души